— Джефферсон Эндрю Кервин-младший? — поинтересовался металлический голос на другом конце провода. Это была запись.

— Слушаю.

— Говорит отдел регистрации и кадров.

До нас дошли сведения, что вы находитесь в пределах Земного сектора, будучи обвиненным в гражданском правонарушении — незаконном уклонении от депортации. Ваше местонахождение известно. Данным сообщением вы ставитесь в известность, что Городской Совет Тендары на Даркоувере объявил вас персоной нон грата, и вам официально запрещается покидать Земной сектор, Это запрещение распространяется также и на вашу супругу, поскольку завершено рассмотрение вопроса о предоставлении ей имперского гражданства, и вопрос решен положительно. Это официальный приказ. Вы не имеете права покидать места вашего нахождения более чем на час, или удаляться от него более чем на милю, и через сорок восемь часов обязаны явиться, куда следует, или будет выписан ордер на ваш арест. Пожалуйста, подтвердите, что вы ознакомились с текстом сообщения, или укажите юридически корректную причину для обжалования и подайте апелляцию по установленной форме.

— Черт! — пробормотал Джефф.

— Пожалуйста, — терпеливо повторил голос с пленки, — подтвердите, что вы ознакомились с текстом сообщения, или подайте на апелляцию по установленной форме.

— Подтверждаю, — сказал Джефф и бросил трубку.

Значит, все кончено. Надежды на успех апелляции ни малейшей; теперь когда комъины против него, ни одна живая душа на Даркоувере и пальцем не шевельнет, чтобы помешать его депортации.

«Теперь я никогда не узнаю правды…»

Элори поднялась с кровати и встала над ним. Матричный кристалл на тонкой цепочке она повесила на шею.

— С твоей матрицей я могу постараться обойти блок в твоей памяти, — предложила она. — Только, Джефф, если блок настолько мощен, зачем ты хочешь это знать? Почему бы тебе не успокоиться? С комъинами для нас покончено; может быть, нам придется улететь с Даркоувера…

— Элори, всю жизнь меня мучил этот зуд, этот… самый настоящий голод — вернуться на Даркоувер; прямо наваждение. Я совсем даже неплохо жил на других планетах, но все время где-то в подсознании чувствовал, что Даркоувер меня зовет. А теперь уже начинаю сомневаться: действительно ли дело во мне, или мной начали манипулировать еще тогда, в то время, о котором я ничего не помню.

Потому что, если зов Даркоувера, который он ощущал в крови — фикция, кто он тогда? Пустышка, пешка, безвольная марионетка в руках землян? Убрать наваждение — и что останется от того, что, по большому счету, его и сформировало?

— Хорошо, тогда я попробую, — нахмурившись, сказала она. — Только не сейчас; я еще не восстановила силы после «наложения чар».

Они вышли из отеля и немного погуляли по Земному сектору, заглянули перекусить в кафе земного типа возле космопорта, где Элори съела свой традиционный чудовищный обед (что напомнило Кервину о том, к какому физическому истощению приводит телепатическая работа). Чисто для проформы он показал ей главные достопримечательности Земного сектора; но ни ее, ни его это сейчас как-то не слишком волновало.

Джефф обнаружил, что не может сейчас думать ни о чем, кроме Арилинна. Что будет означать для Даркоувера срыв договоренности с Пандаркованским Синдикатом? А для комъинов? Все изыскательские работы были завершены: оставалось самое главное — невероятно, чудовищно сложная задача — поднять руды на поверхность планеты. И Кервин чувствовал, что Элори думает о том же.

— Есть же несколько матричных механиков, которые могли бы… — как-то раз пробормотала она. А другой раз обронила рассеянно, словно случайно: — В конце концов, все матричные структуры и молекулярные модели собраны и настроены. Может, им и удастся справиться. Но, — после некоторой паузы добавила она, — без Хранительницы…

Джефф привлек жену к себе.

— Жалеешь? — прошептал он.

— Ничего подобного. — Она, не моргнув, выдержала его взгляд. — Только… жаль, что все сложилось именно так.

Он погубил их. Он пришел в мир, который любил — и загубил последний шанс этого мира остаться таким, какой он есть.

Но когда Элори взяла матрицу в ладони, Джефф уже не ощущал прежней уверенности. Ему вспомнилась женщина — матричный механик, пытавшаяся прочесть его память; и заплатившая за это жизнью.

— Элори, если это опасно… Черт с ним, обойдусь как-нибудь и без этих четырех лет.

— Мне это не опасно, — она сомкнула ладони над матрицей, и плавающие в кристалле огоньки замерцали ярче. Элори сосредоточенно уставилась в матрицу; светлые волосы ее окаймляли щеки двумя легкими волнами. Потом она подняла глаза на Джеффа.

Он чувствовал себя как на иголках. Прорыв через телепатический блок или барьер — это, как он помнил по первым дням среди комъинов, малоприятное дело.

Свет в кристалле разгорался ярче и ярче, окутывая склоненное лицо Элори золотистым ореолом; Кервин сощурился — таким ослепительным стало свечение — но не в силах был оторвать взгляда от завораживающего чередования пятен света и тьмы. И вдруг каждое пятнышко встало на свое место, словно фрагменты головоломки, и перед глазами у Джеффа возникла четкая, словно отпечатанная, картинка, вид комнаты…

Двое мужчин и две женщины, все одетые по-дарковански, сидели вокруг стола; одна из женщин, очень хрупкая, очень светлокожая, склонялась над матричным кристаллом… Эту сцену он уже видел!

Он оцепенел; предчувствие чего-то чудовищного ледяной лапой сдавило ему сердце. Что-то… Что-то… Вот поворачивается на петлях дверь…

Он услышал собственный крик — хриплый, пронзительный и жуткий, крик до смерти напуганного ребенка, исторгаемый глоткой взрослого мужчины — и мгновение спустя мир растворился в бешено крутящейся черноте.

Оказывается, он вскочил и стоял, раскачиваясь, стиснув ладонями виски; Элори, очень бледная, глядела на него снизу вверх. Забытый кристалл валялся у нее на коленях.

— Зандру Всемогущий! — прошептала она. — Джефф, что ты там увидел? Я и не представляла, что бывает такое… такой шок. — Она глубоко вздохнула. — Теперь я понимаю, почему умерла та женщина, в Старом городе… — Элори зашатало, повело назад, и она прислонилась к стенке. Джефф дернулся поддержать ее, но она, не замечая, продолжала: — Я даже не эмпат, но то, что ты когда-то видел, то, от чего онемел — что бы это ни было, но бедная женщина получила на полную катушку. Если у нее было слабое сердце, оно могло просто остановиться. Ее, в самом буквальном смысле, до смерти напугало то, что ты видел больше двадцати лет назад!

Джефф взял жену за руки.

— Это слишком опасно, Элори.

— Нет; я же профессионал, мне это ничем не грозит.

Кервин понял, что ей самой не терпится узнать, в чем дело — не меньше, нежели ему.

— Давай я попробую чуть-чуть по-другому, — предложила она. — Помнишь, ты рассказывал о каких-то обрывочных воспоминаниях доприютских времен? Давай попробуем добраться до них…

Огни стали ярче, Закрутились вихри разноцветного тумана; где-то вспыхнул голубой глаз маяка, блеснуло белизной низкое здание на берегу странного озера, в котором плескалась не вода; еле ощутимо пахнуло духами, зазвучал низкий музыкальный голос…

Закутанного в меховую накидку, его нес на руках сверкающими коридорами человек с огненно-рыжей шевелюрой — человек, одетый в зеленое с золотом, высокий, статный, привыкший повелевать. «Мой отец…»

— Цвета рода Райднау, — пробормотал из невероятной дали голос Элори.

Картинка задрожала, расплылась, и вот уже Кервин возился с двумя младшими мальчиками, похожими, как близнецы, только один был огненно-рыжий, а другой темноволосый и темноглазый. А еще с ними был высокий, сильный черноволосый мужчина в необычной темной одежде, говоривший со странным акцентом и бывший иногда не прочь с грубоватым добродушием повозиться с детьми. Более туманным был образ светловолосой женщины с музыкальным голосом, расплывчатым видением проплывшей сквозь эти неотличимые ото сна воспоминания.

Без особенного удивления Джефф почувствовал, что приближается к опасной точке. Он начал задыхаться, в висках застучала кровь, и внезапно он действительно стал четырехлетним, он стал…